Есть в истории Дагестана и революционного движения удивительные имена. Одно из них - Саид Ибрагимович Габиев. Он из плеяды образованнейших сынов горного края. Одаренный человек, обладавший разносторонними знаниями, уже и студенческие годы мог выступать в различных по составу слушателей аудиториях с публичными лекциями просветительного плана не упускал возможность читать их будучи в Петербурге, Москве, Ростове-на-Дону, в Баку и Нальчике, и дома - в Темир-Хан-Шypе и Порт- петровске ив и всюду, где ему доводилось быть.
Рано, еще в студенческие годы, началась с его революционная деятельность. В Петербурге, в ночь на 9-е января 1905 годa он был в рядах путиловцев на баррикадах. В 1912-1914 годах, в условиях подполья, несмотря на жестокость цензуры и штрафы, издавал н Петербурге газету "Заря Дагестана" и "Мусульманскую газету", пропагандировавших идеи просвещения и дружбы между народами. В мае 1918 года Саид Габиев входил в состав Дагестанского военно-революционного комитета. был избран председателем исполкома Дагестанского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. В 1920-1921 годах он вел большую работу по борьбе с контрреволюцией в Дагестане. А с 1927 года oн жил и работал в Грузии. Сталинские репрессии в тридцатых годах не обошли его.

      Сентябрьским утром 1937 года Евгения Михайловна Габиева вела занятия в 43-й тбилисской школе. Урок неожиданно прервался, ее срочно вызывали домой.
      - Видимо, к вам пришли, - сказала завуч школы Кокджаян. - Крепитесь. Помните, мы всегда с вами.
      Обычно сдержанная и спокойная, Евгения Михайловна хоть и готовилась к этому моменту, растерялась, но скоро овладела собой.
      - Ничего не говорите сыну. Если нужно будет, я позвоню.

      Джейран-Магомед учился в этой же школе в 7 классе.
Как-то просматривая "Дагестанскую правду" за 1936 год. Саид Габиев стревогой заметил: длинные щупальцы репрессий дотянулись к Дагестану. В январе-феврале 1937 года уже появились статьи, разоблачающие троцкистско-бухаринские происки в Дагестане. Упоминались и конкретные имена "врагов народа".

      "Всех хватают, как при инквизиции" - сказал тогда С. Габиев, сказал это больше самому себе. Кого хватают, за что хватают - спрашивать было некого, никто бы и не ответил.
Евгения Михайловна хорошо знала характер мужа. Умным, суровым и сдержанным человеком он был. Если произносил хоть одну фразу - за ней была глубокая мысль. Друзья и близкие понимали" его с полуслова.

      В конце мая 1937 года "Дагестанская правда" критиковала работу первого секретаря Лакского райкома партии Исаева и председателя райисполкома Куяева. Затем - и плохую работу секретаря Кулинского райкома партии Тумалаева и председателя райисполкома Щтанчаква. Все они были соратниками С. Габиева по революционной работе.

      - Добрались и до меня, - сказал Габиев. Стал перебирать домашний архив. Некоторые документы перекладывал в черный ксжаный портфель, который, как догадались домашние, он собирался взять с собой в случае ареста.
      Ждать пришлось недолго. Однажды ночью в окно постучали. Габиев встал, не зажигая света, подошел к окну.
      - Саид, это я, Асланбек, открой, я тороплюсь...
      Он узнал голос своего хорошего товарища, лезгина по-национальности, А. Султанова, тогда работавшего заведующим районо в Кумухе. Его брат - Надирхан был в Махачкале заместителем С. Габиева, тогда Наркома финансов Дагестана.
      - Из Дагестана приехали чекисты, - торопливо говорил Асланбек. Меня тоже послали с ними, а я вот прибежал тебя предупредить.
      Асланбек быстро ушел. Хорошо зная порядочность, кристальную честность, преданность партии и народу С.Габиева, и понимая всю несправедливость происходящего, старался помочь, как мог.

      Утром Сайд Габиев отправился в ЦК Компартии Грузии. Оттуда послали машину за приезжими, выслушали их, просмотрели бумаги и не разрешили ареста С.Габиева: он пользовался в Грузии большим авторитетом.
Дагестанским чекистам нетрудно было догадаться, что здесь не обошлось без Асланбека и по дороге в Махачкалу, в купе вагона, его жестоко избили. Асланбек и раньше страдал болезнью почек, а после этого вовсе слег. Через два месяца, в конце августа 1937 года, его не стало.

      В НКВД Дагестана не намеревались оставить в покое С. Габиева. И этот страшный час наступил. Дома Евгения Михайловна застала троих мужчин в штатском. Один из них представился Огановым и, извинившись за визит, обратился к С.Габисву: "За вами приезжают уже в третий раз. Тогда мы не нашли доводы и документы убедительными, сказали, что у нас за С.Габиевым ничего не числится, и отправили обратно. На этот раз они привезли санкцию Северо-Кавказского краевого комитета на арест. Теперь бессильны. Рвались к вам на обыск, но мы не разрешили. Сказали, что сами привезем вас в Махачкалу. Другого выхода, у нас нет. Обыск - чистая формальность. Сдайте то, что считаете нужным." Оганов сел в кресло, а двое других пошли по комнатам. Габиев снял со стены фамильные кинжалы, шашки в серебрянкой оправе и памятные пистолеты, которые хранил как реликвии. Оформили необходимые документы...

      Из школы прибежал сын. Сайд Ибрагимович представил его Оганову. Джейран-Магомед догадался, что это арест, но не уловил в лице отца никакого волнения. Наоборот, он сегодня казался даже более спокойным. Габиев переоделся, взял черный портфель, попрощался с женой и сыном. Оганов подошел к Евгении Михайловне, записал на листке блокнота номер своего телефона и попросил звонить в случае необходимости прямо ему.

      Евгения Михайловна стала ходить в НКВД Грузии в надежде узнать хоть что-нибудь о муже. Но утешить ее там не могли, только подсказали что мужу можно перечислять до сорока рублей в месяц в адрес Дагестанского НКВД. Позже вместе с сыном она приехала в Махачкалу, но и здесь узнать ничего не удалось. О свиданиях с заключенным и речи быть не могло.

      Узнав о приезде Евгении Михайловна, зашел Абдула Гаджиев, отец Гадиса Гаджиева, который тоже был арестован. С его помощью удалось сделать передачу. Откуда ей было знать, что Габиев в это время сидит в карцере и что передача так и не дойдет до него, как не дошли все денежные переводы?

      Дело С. Габиева вел следователь Конарев. Обвинения ему. были предъявлены стандартные: принадлежность к буржуазно-националистической партии, соавторство "письма 28-ми", носящего национал-шовинистический характер. В письме этом, написанном в 20-годах членами Дагобкома в ЦК партии Азербайджана, высказывалась мысль о нецелесообразности включения Дагестана в Северо-Кавказский экономический совет и пожелание дагестанцев быть в составе АзССР. Ни с этими предложениями, ни с самим письмом С. Габиев никогда согласен не был и не подписывал их, хотя там и стояла его фамилия. Наоборот, он настаивал на целесообразности включения Дагестана в РСФСР и подписал позже "ПИСЬМА 43-х". где была аргументировано изложена эта мысль. На допросах он отрицал свою принадлежность к буржуазно-националистической партии и вообще отвергал мысль о существовании такой партии в Дагестане.

      И вот очная ставка с Магомедом Далгатом, тоже находящимся в этой тюрьме.
      - Вы знаете этого человека? - спросил его следователь, указывая на С.Габиева.
      - Знаю. Это бог нашей революции - Саид Габиев.
      - Однако вы давали показания, что Габиев принадлежит к буржуазно-националистической партии. В деле есть ваша подпись.
      - Я не знаю содержания записи, сделанной следователем, под которой пытками в почти бессознательном состоянии заставили меня подписываться, - ответил М. Далгат.
      Следователь встал и ударил М.Далгата в зубы.

      В другой раз следователь стал утверждать, что принадлежность С. Габиева к буржуазно-националистической партии подтверждает подследственный 3. Феодаев, который якобы ездил в Тбилиси к С. Габиеву и получал от него задания.

      Привели на очную ставку 3. Феодаева. Габиев сразу узнал его. Перед ним стоял не тот храбрый красный партизан и весельчак 3. Феодаев, каким он его знал. Это был измученный, истерзанный человек. Но и он отказался подтвердить слова следователя.
      Отказались от показаний, данных под пытками, А. Амирови Г. Исаев.
      Когда следователь стал избивать А.Амирова, С.Габиев не выдержал, схватил стул и ударил следователя по голове. Тот закричал и полез под стол. Из коридора ослышалось: "Саид, опомнись!"
      Зашел начальник следственного отдела Донашайтис и забрал Габиева к себе. Но через день следователь добился для него жестокого наказания: посадил его в темный, сырой карцер в подвале тюрьмы. Здесь Габиев тяжело заболел. Через пару дней он потерял сознание.

      Очнулся на скамейке во дворе тюрьмы. Было утро, в глазах резало от яркого света, а шевельнуться не было сил. К нему подошел высокий молодой человек.
      - Очнулся? Саид Ибрагимович, как здоровье? - спросил он.
      Габиев не ответил.
      Парень перешел на лакский язык.
Габиев попробовал открыть глаза, но от яркого света веки тут же слипались. Молодой человек привел к нему врача. После укола стало немного лучше. Парню удалось уложить Сайда Габиева в тюремную больницу. Позже он узнал, что его случайный спаситель - студент юридического института Наби Абдулласв, направленный на практику в НКВД Дагестана.

      После больницы Габиева посадили в обычную камеру. Снова начались допросы. Он ужаснулся от мысли, что все опять повторится.
      Новый следователь встретил его доброжелательно, стал обращаться к нему по имени и отчеству, разрешил сидеть при допросе, но предупредил: если кто-нибудь зайдет в кабинет, Габиев должен встать: сидеть подследственным не разрешалось. Следователь протянул ему кусок хлеба, а сам встал возле двери, пока Габиев ел. При появлении кого-нибудь из сотрудников следователь повышал голос на Габиева, затем, когда оставался один, извинялся перед ним. Кто он, чья это забота? Габиев только и узнал национальность этого человека - он был лезгин.

      Больше двух лет Сайда Габиева держали в тюрьме. Многих его соратников расстреляли, многие погибли от пыток в тюрьме.
      В декабре прошел по тюрьме слух, что всех заключенных будут судить. Габиев обрадовался.
      -Теперь мы спасены!-сказал он товарищам. Выездная сессия Военного трибунала Северо-Кавказского военного округа на закрытом засевании рассмотрела дело Габиева. 15 декабря Сайд Ибрагимович Габиев был полностью оправдан и освобожден прямо из зала суда. Позже был восстановлен в рядах партии, но физически совершенно разбитый и больной, он не мог больше работать.